«Ближе к делу! — требует председательствующий. — Какие у вас конкретные возражения? Так мы проболтаем до рассвета!»
«Тысячи возражений! Первое — абсолютная неприспособленность к жизни. Он без шерсти, без когтей, без клыков, без рогов. Как ему добывать пищу, как передвигаться, как защищаться? Поглядите на его пальцы, это же сучки, а не пальцы, разве они похожи на наши? А глаза? Какие-то щелки, а не глаза. Мне страшно глядеть на него, а вы твердите — по образу и подобию!»
«Все же он подобен нам, — говорит старик. — Подобен, но не тождествен. Вы забываете о главном — в человеке осуществлена поистине грандиозная возможность к усовершенствованию. Посмотрите таблицу способностей, рассчитанную машиной. Если у собаки принять способности к усовершенствованию за единицу, то не найдется ни одного животного, у кого она поднялась бы выше десяти. А у человека она равна 1595660800! Вы это понимаете? В миллиарды раз выше, чем у любого животного! Я скажу больше — в сотни раз выше, чем у нас с вами! Я считаю, что мы создали чудо разума, а не человека».
«Пока это чудо глупости и неприспособленности, — зло кричит кто-то. — Ваш разумный человек — дурак. Я пытался внушить этому голому дикарю понятие о некоторых матрицах тяготения и аффинных преобразованиях пространства, он хлопал зенками и скулил. Тогда я подвел его к корыту с жратвой — и вы посмотрели бы, как он кинулся. Тут он не хлопал глазами. Пройдут миллионы лет, прежде чем ваше чудо природы сообразит, что у него есть кое-какие способности. Предлагаю отклонить предъявленную нам модель человека и продолжать поиски.
«Голосую предложение — человека не утверждать, — говорит председательствующий. — Другие предложения имеются? Вроде нет. Кто за? Против? Воздержался? Итак, человек отвергается всеми голосами при одном воздержавшемся. Какие будут пожелания к новой модели, которую предстоит запустить в работу?»
Снова поднимается первый:
«Мне думается, не следует гоняться за внешним подобием, практически оно не выдерживается и превращается в уродство. Нам нужны не сверхъестественные способности, а реальная жизнеспособность, быстрая сметка, цепкая хватка! Предлагаю новую модель сотворить с максимальной приспособленностью к любым условиям жизни».
«Возражений нет? Принято, — говорит председательствующий. — Секретарь, пишите: снабдить следующую модель шерстью, когтями, клыками, рогами, копытами… что бы еще там? Хвостом, чтоб цепляться за ветки… Как назовем модель? Там, в углу, — я слушаю вас».
«Свободна буква «д», — доносится голос. — Может, так — дурень, дурман, дьявол…»
«Дьявол звучит неплохо, — решает председатель. — Итак, запускаем в производство дьявола на базе неудавшегося человека. Остается решить последнее — что делать с сотворенными людьми?»
«Истребить! — слышатся голоса. — В землю! К чему плодить незащищенных уродцев?»
Против этого опять протестует старик. Он напоминает разбушевавшемуся собранию, как много благородных начал вконструировано в человеческий мозг. Пусть люди живут, пусть проходят нескорый путь усовершенствования. Им много дано, с них много получится.
«Не нами! — шумят в зале. — Нам они ни к чему!» «Резон тут есть, — говорит председательствующий. — Истреблять людей не стоит. Если добрая основа, заложенная в них, разовьется, человек устоит в жестокой борьбе за существование. А возьмут верх неудачи и недоработки, что же, жалеть о гибели этой модели не придется».
И вот людей изгоняют из аварийного лагеря небесных инженеров и ученых, из рая, где обезьяну переконструировали в человека. Отныне он будет рождаться в муках, трудиться в поте лица своего, изнемогать под бременем забот и болезней.
А взамен появляется усовершенствованная модель — умный, ловкий, работящий дьявол. Тут уж нет сомнений — модель удалась. Хвостатое и рогатое существо мастер на все руки: и скачет, и пляшет, и прыгает с ветки на ветку, и ныряет в воду, и проползает в земные расщелины. Его можно видеть лесу и в поле, у моря и у кратера вулкана, он особенно любит эти местечки с их серным дымом и пламенем, ему там тепло и ароматно. Старательный и услужливый, истинный черт своего бога, он насмехается над неудачами изгнанных в самостоятельное существование людей, а те мстят ответной ненавистью — не дай бог черту попасть в человечьи лапы: мигом разорвут в клочья!
И когда галакты наконец выправляют поломки корабля, они прихватывают с собой и созданных ими дьяволов; у тех встает дыбом шерстка при мысли, что придется остаться один на один с неудавшейся людской породой.
«Прощай, неустроенная планета! — торжественно говорит старик. — Я верю, что зароненное нами зерно даст плоды. Хоть я и дожил до возвращения, но до яркого твоего расцвета, человек, не доживу. Живи и совершенствуйся».
Он машет мне рукой, этот добрый старик, а я в ответ смеюсь и раскрываю глаза, до того забавны придуманные мною картины. И тут меня охватил стыд. Я намеревался обосновать мысли Андре, доказать самому себе их правдивость, а вместо того иронизировал над ними.
Не может быть, чтоб все здесь было неправильным, сказал я себе с раскаянием, у Андре не бывало такого, чтоб все неправильно, он преувеличивал, но не заблуждался. Я вызвал МУМ.
— Проанализируйте мысли о галактах, некогда переконструировавших обезьяну в человека. Проверьте все картины, возникшие в моем мозгу, и дайте им оценку. Только, пожалуйста, одним словом, не люблю ваших — с одной стороны, с другой стороны…
МУМ ответила одним словом:
— Чепуха.